Анна Ахматова

26.01.2009 15:47 Администратор
Печать
Пользовательского поиска
  
В. Нагель
Анна Ахматова


(Литературный силуэт)
Пусть камнем надгробным ляжет
На жизни моей любовь.             

    Этот эпиграф как нельзя больше подходит ко всей поэзии Анны Ахматовой. Две книги поэтессы "Вечер" и "Четки", из которых первая почти целиком перепечатана во второй, являют собой в современной русской поэзии почти исключительное явление, как по оригинальности своего особого внутреннего содержания, так и по форме, в которой стихи ее воплощены.
    Стихи Ахматовой полны какой-то строгой, сдержанной интуиции, точно что-то очень важное и, быть может, самое ценное не договорено, но намеки, разбросанные в недлинных, сдержанных стихотворениях, говорят о д-у-ш-е поэтессы, душе навеки оскорбленной и не жалующейся, душе притаившейся и постепенно, но скупо раскрывающейся навстречу воспоминаниям.
    Какой мотив преобладает в поэзии А. Ахматовой? Конечно, любовь; любовь непонятая, отвергнутая, забытая. Любовь, как цветок, который тянется к солнцу, но ранние морозы неожиданно убили его, и он вянет, засыхая.
    Любви удовлетворенной, смеха счастливого, улыбки радостной поэзия Ахматовой не знает, и кажется, что в темный шелк кудрей вплетены ранние, серебристые пряди.
    Почти все в прошлом… Но нет ни злобы, ни презрения в стихах Ахматовой к тому (или тем), кто растоптал ее нежную, любящую душу. Только печаль, только тихая грусть и нежность. И когда вспоминает она о любимом своем, на бумаге остается следующий шедевр - маленький, такой изящный, так искусно сделанный:
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
…А я была его женой.
    Стихи Ахматовой, такие на первый, невнимательный взгляд примитивные, по более глубоком рассмотрении оказываются тщательно отделанными, и не знаешь, где кончается подлинный порыв вдохновения и где начинается тонкая, ювелирная отделка великолепного мастера.
    Рифмы у Ахматовой всегда неожиданные и звучные, а размер до такой степени бывает слит с внутренним содержанием пьес, что не представляешь себе то или иное стихотворение написанным каким-либо другим размером или вылившимся в какой-нибудь иной форме.
    Любит Ахматова ассонансы (неполные рифмы). Так хорошо идут они к ее беспомощным, коротким, сжатым строчкам, и, быть может, поэтому так ярко и выпукло бросается в глаза в творчестве поэтессы гармония содержания с формой.
    Бросается в глаза в творчестве Ахматовой и еще несколько характерных, ей одной присущих черт: в нем какая-то обреченность, дымка мистической фатальности, безгневное прощение врагам и умение высказать сильную, оригинальную мысль коротким, сжатым афоризмом.
    Она покорна любимому, она делает все, что он прикажет ей…
Он так хотел, он так велел
Словами мертвыми и злыми…
и через две строчки она, в "предсмертной летаргии", твердит:
И нет греха в его вине,
Ушел, глядит в глаза другие…
а ведь он причинил ей боль, горе, страдание; ведь по его вине ее
…рот тревожно заалел
И щеки стали снеговыми.
    Но она не винит никого. Она знает, что это предопределено, это фатально и неизбежно:
Должен на этой земле испытать
Каждый любовную пытку.
    Анна Ахматова много знает, чего не знаем мы, забывающие в суете будней о красоте и подвиге страдания, очищающего все в этом мире. И горькое знание, доставшееся ей в удел, - это тяжелый крест на ее Голгофе. И когда она с горестью восклицает:
О, сказавший, что сердце из камня,
Знал наверно: оно из огня…
ей можно поверить, ибо каждая строчка из ее стихов питает в нас эту уверенность об обманах верующего, женского сердца.
    И когда на пути, многотрудном и тяжелом, где на каждом шагу усталое сердце подстерегают обиды "хитрого, черного обидчика", Анна Ахматова рассказывает:
Я живу, как кукушка в часах,
Не завидую птицам в лесах,
Заведут и кукую.
Знаешь, долю такую
Лишь врагу
Пожелать я могу…
в душе поселяется какая-то особенная нежность к поэтессе, не оставляющая вас и далее по пути странствования по ее книгам.
    Все чаще и чаще к концу ее последней книги "Четки" мелькают бледные узоры, вышитые бессильной, усталой рукою по канве смерти.
    Но даже и смерть, которую Федор Сологуб показал нам Матерью-Успокоительницей, а Эдгар По такой пугающе страшной, Анна Ахматова сумела сделать ж-и-з-н-е-н-н-ы-м явлением, завершающим наши земные подвиги, нашу "горькую славу".
    Она умирает из-за любви. Голубое небо застлано густым, безнадежным туманом. И она, зная, что нужно умереть, умрет так же спокойно, как до сих пор мучилась, страдала и терпела. Ее разлюбили. И она с горечью, цены которой нет и быть не может, тихо, раздумчиво восклицает:
Сколько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.
И я стану - Христос помоги -
На покров этот светлый и ломкий,
А ты письма мои береги,
Чтобы нас рассудили потомки.
    И не в силах удержаться от горькой иронии над тем, кого она считала "мудрым и смелым", поэтесса продолжает в том же спокойном, эпизодическом тоне, так импонирующем всему ее поэтическому облику, ясному и четкому:
Чтоб отчетливей и ясней
Ты был виден им, мудрый и смелый
В биографии славной твоей
Разве можно оставить пробелы?
    Стихотворение это, одно из лучших в книге, заканчивается следующими двумя строчками:
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой,
так много дающими материала для критической характеристики творчества Анны Ахматовой.
    Но смерть для поэтессы это не успокоение, влекущее усталые сердца в нирвану, а тяжелая, - увы! - фатальная необходимость.
    И прежде, чем умереть, она, придя к возлюбленному, пробует отклонить неизбежное, отвести угрожающую руку, повисшую в воздухе. Она умоляет его:
У тебя светло и просто.
Не гони меня туда,
Где под душным сводом моста
Стынет грязная вода.
    Но он, вероятно, оттолкнул ее, и "судьбы свершился приговор".
    Вообще смерть занимает в поэзии Анны Ахматовой видное место. Она знает, что
Только смерть - большое торжество
и потому каждую минуту готова уйти из жизни. Она, думая о смерти, почти мимоходом бросает:
Мне не страшно. Я ношу на счастье
Темно-синий шелковый шнурок.
    Уходя за пределы жизни, отдаваясь объятиям смерти, поэтесса спокойно пишет:
В этой жизни я немного видела;
Только пела и ждала.
Знаю: брата я не ненавидела
И сестры не предала.
    Смерть и любовь. Любовь и смерть.
    Когда часто обманывавшееся и оскорблявшееся сердце снова забьется, и снова, в сотый раз, его сжимает сладкое чувство любовного дурмана, женщина, простая и ясная, о которой так неискусно и, вместе с тем, так искусно рассказывает Анна Ахматова, ничего не видит… ничего не знает…
Сливаются вещи и лица,
И только красный тюльпан,
Тюльпан у тебя в петлице.
    Любовь, приносящая с собой бессонницу, муку и глубокую горечь, начинается так просто.
После ветра и мороза было
Любо мне погреться у огня
Там за сердцем я не уследила,
И его украли у меня.
    Но и кончается она также обидно просто и скоро. Она знает, кто похитил ее чуткое, ее нежное сердце… И печально говорит:
Ах! Не трудно угадать мне вора,
Я его узнала по глазам,
Только страшно так, что скоро, скоро
Он вернет свою добычу сам.
    Поэтесса замечает все извилины, все нюансы этой сложной, этой загадочной вещи, именующейся любовью. И искренность она умеет отличать от фальши и притворства.
Настоящую нежность не спутаешь
Ни с чем, и она тиха.
Ты напрасно бережно кутаешь
Мне плечи и грудь в меха.
И напрасно слова покорные
Говоришь о первой любви -
Как я знаю эти упорные,
Несытые взгляды твои.
    Но душа, посмевшая полюбить, сталкиваясь с ложью, уходит с гор обмана в долины мечты. И, видя душу возлюбленного сухой и черствой, все же тянется к нему:
У меня есть улыбка одна:
Так, движенье чуть видное губ.
Для тебя я ее берегу -
Ведь она мне любовью дана.
Все равно, что ты наглый и злой,
Все равно, что ты любишь других.
Предо мной золотой аналой,
И со мной сероглазый жених.
    Но чем стихи Анны Ахматовой особенно оригинальны и что отличает ее книги, пользующиеся большим, шумным успехом, от сотен книг стихов других авторов, - это элемент специфически женского, окрашивающий ее творчество в колорит, свежий и запоминающийся.
    О, она ничем не побрезгует для достижения любви своего сухого, черствого, наглого и злого любовника. К тысячам мелких женских уловок прибегает она, чтобы привлечь, завоевать непокорное сердце мужчины.
Ты куришь черную трубку;
Так странен дымок над ней.
Я надела узкую юбку,
Чтоб казаться еще стройней.
    И когда уже ясно определилось, что сегодня сказка любви окончилась и что завтра все будет серо, скучно и буднично, она все же готовится к следующему дню, ожидая чуда. И сама, замечая эту женскую странность в себе, говорит:
И туго косы на ночь заплетя,
Как будто завтра нужны будут косы,
В окно гляжу я, больше не грустя,
На море, на песчаные откосы.
    М. Кузмин в предисловии к первой книге стихов Ахматовой "Вечер" (1912) писал: "Сударыни и судари! К нам идет новый, молодой, но имеющий все данные стать настоящим, поэт. А зовут его - Анна Ахматова". И М. Кузмин не ошибся. Прошло 5 лет, и в лице Анны Ахматовой мы видим большого, настоящего, оригинального поэта. Книги ее (их пока только две: анонсируется третья - "Белая стая") выходят все новыми и новыми, повторными изданиями, и читающая публика раскупает их, упиваясь стихами ее, как вином, легким, дурманящим и пряным.


Примечания

    Впервые: Буревестник. Ташкент, 1917. № 1. С. 9-15.
    Нагель В. - псевдоним Вольпина Валентина Ивановича (р. 1891) - поэта, литературоведа и переводчика.

НА'ГЕЛЬ, я, м. [нем. Nagel — гвоздь] (спец.).

Большой деревянный гвоздь, употр. в постройках и преимущ. в деревянном судостроении.
 http://slovari.yandex.ru
   
 
Обновлено 18.06.2022 13:02